Село Медведково, вошедшее в состав Москвы, дало название двум районам столицы: Северному и Южному Медведкову. В сохранившихся источниках оно впервые упоминается писцовой книгой 1623 г. в качестве владения боярина князя Дмитрия Михаиловича Пожарского как «старинная отца его вотчина». Существует довольно распространённое мнение, что своим названием Медведково обязано дремучим лесам, где водилось множество медведей и других зверей. Но подобная этимология ошибочна, а само название села Медведево (так оно первоначально называлось), вероятно, происходит от его первого владельца князя Василия Федоровича Пожарского, по прозвищу Медведь, жившего в первой половине XVI в. Сведений о нём практически не сохранилось — известно лишь, что он умер бездетным и его владения перешли к младшей линии рода (от его двоюродного брата Фёдора Ивановича Немого).
Род князей Пожарских представлял собой ветвь князей Стародубских, происходивших в свою очередь от одного из младших сыновей великого князя Всеволода Юрьевича Большое Гнездо. Непосредственным родоначальником рода стал Василий Андреевич, старший сын удельного князя Стародубского — Андрея Фёдоровича, получившего во владение удел с центром в селе Пожар. Он жил в XV в., и в дальнейшем все его потомки стали писаться князьями Пожарскими. В XV-XVI вв. этот род не играл никакой политической роли, обладая, впрочем, довольно большими земельными владениями.
Князь Фёдор Иванович Немой, которому досталось Медведково, был дедом знаменитого Дмитрия Михайловича. О нём известно немногое. В 1550 г. он записан сыном боярским 3-й статьи в составе «Избранной тысячи» слуг и детей боярских царя Ивана IV. В 1555 г. он упомянут городничим в Свияжске. В 1573 г. с сыном Михаилом он сделал вклад в Троице-Сергиев монастырь, где позднее постригся под именем Феодорит и был похоронен вместе с женой Маврой.
Его сын Михаил Фёдорович ничем особым себя не проявил и скончался в 1588 г. будучи ещё довольно молодым человеком. Его супруга Евфросинья Фёдоровна (урожденная Беклемишева) надолго пережила мужа — она была жива ещё в 1615 г., а ранее была «верховой» боярыней при царице Марье Григорьевне Годуновой.
Знаменитый освободитель Москвы от поляков в 1612 г., князь Дмитрий Михайлович Пожарский родился 1 ноября 1578 г. ещё ребенком, оставшись без отца, он благодаря связям матери достаточно рано попал на придворную службу и в начале XVII в. был стольником. Его военная карьера началась в 1608 г., когда он был послан для защиты Коломны. В следующем году он разбил шайку разбойников атамана Салькова в окрестностях Москвы на реке Пехорке. В 1610 г. его назначают воеводой в Зарайск. Здесь он получает от Прокопия Ляпунова грамоту, призывавшую свергнуть царя Василия Шуйского. Но верный данной присяге, Пожарский отказался от его предложения и выгнал посланника. В следующем году, участвуя в нападении на поляков, овладевших Москвой, был ранен на Лубянке и отправился для лечения в свою нижегородскую вотчину.
Сюда, по указанию Козьмы Минина, к нему явились послы с предложением принять начальство над нижегородским ополчением, поднявшимся для спасения Москвы и всей страны. После некоторых раздумий Пожарский согласился, но потребовал со своей стороны, чтобы выборным человеком при ополчении от посадских людей стал Минин. Возглавив ополчение, Дмитрий Михайлович в своём лице вмещал всю верховную власть в стране и в документах того времени писался «у ратных и земских дел по избранию всех чинов людей Московского государства».
Ситуация была сложной, и князь Пожарский в деле освобождения Москвы избрал осторожную тактику. Остановившись в Ярославле, целое лето он собирал силы, не поддаваясь на призывы своих сторонников не медлить. Выступив наконец с Волги, где он обеспечил себе прочный тыл, Дмитрий Михайлович медленно пошёл к столице, присоединяя по дороге всё новые и новые отряды.
Медведково также вошло в историю освобождения Москвы. Именно здесь, около Медведкова, на реке Яузе была последняя стоянка ополчения Минина и Пожарского перед его вступлением 20 августа 1612 г. в Москву. Далее последовали знаменитые действия ополчения по освобождению города от поляков.
Менее известна дальнейшая жизнь Дмитрия Михайловича. В 1613 г. при венчании на царство Михаила Романова, первого царя новой династии, Пожарский был пожалован боярством, а во время обряда коронации нёс державу. В 1618 г. он активно участвует в отражении похода польского королевича Владислава, не оставлявшего надежд занять русский престол. В 1619 г. под ведением Пожарского учреждается Ямской приказ, а с 1624 по 1628 г. он состоял руководителем Разбойного приказа. В августе 1628 г. Дмитрий Михайлович назначается воеводой в Новгород. Затем он участвует в Смоленской войне и мирных переговорах с поляками, позднее является начальником Московского Судного приказа. В 1638 г. видим его воеводой в Переяславле-Рязанском. Скончался он 20 апреля 1642 г.
В период Смутного времени начала XVII в. Медведково было разорено и превратилось в пустошь. Но уже к началу 1620-х годов оно возродилось вновь. После освобождения Москвы от интервентов Пожарский делает Медведково своей основной подмосковной резиденцией. Он ставит здесь боярский двор, людской двор, где жили конюхи и «деловые» люди, две мельницы на реках Яузе и Чермянке, и пустошь превращается в село. Была воздвигнута и деревянная шатровая церковь, для которой Дмитрий Михайлович повелел отлить особый колокол в память освобождения Москвы. Кроме самого села Медведкова князь Пожарский владел и несколькими деревнями, которые были пожалованы ему из дворцовой Тайнинской волости в 1620 г. за участие в борьбе против польского королевича Владислава.
Ближе к концу жизни, в 1634—1635 гг., он выстроил в Медведкове каменную Покровскую церковь, сохранившуюся до сих пор как памятник этому выдающемуся человеку, её строительство Дмитрий Михайлович начал после преждевременной смерти в 1633 г. своего среднего сына Фёдора, на которого он возлагал немало надежд.
Церковь представляет собой один из интереснейших образцов средневековой русской архитектуры, без упоминания которой не обходится ни один учебник. Первоначально храм имел приделы во имя Знамения Пресвятой Богородицы, Варлаама Хутынского и Антония Римлянина. К десятой годовщине со дня смерти знаменитого воеводы, в 1652 г., его наследнику была выдана благословенная грамота на освящение престола нового придела во имя девяти мучеников Кизических.
Медведковский храм строился одновременно с другой важнейшей постройкой Дмитрия Михайловича — в 1636 г. он закончил сооружение Казанского собора на Красной площади в Москве (в 1930-е годы он был разрушен и восстановлен лишь в 1993 г.). В этих двух сооружениях была увековечена память о победе над польско-литовскими захватчиками.
После смерти Дмитрия Михайловича Пожарского Медведково досталось его сыновьям Петру и Ивану Дмитриевичам. Сыновья знаменитого воеводы особыми талантами не блистали и своей карьерой были обязаны не столько своим способностям, сколько тому положению, которое занимал их отец.
Старший брат Пётр, сравнительно рано начавший службу при дворе, смог достичь лишь звания стольника, и после смерти отца он, очевидно, совсем перестаёт бывать при дворе. Умер он в 1647 г. Младший сын Дмитрия Михайловича Иван упоминается в 1644 г. рындой при приёме иноземных послов, при царе Алексее Михайловиче служит стольником и воеводой, участвует в походах на Смоленск и Ригу. В 1658 г. он дослужился до чина окольничего, был новоторжским наместником, ведал Челобитный приказ.
В 1669 г. Медведково достается вдове Ивана Дмитриевича княгине Прасковье Михайловне с сыном Юрием и дочерями Аграфеной и Анной. При Юрии Ивановиче Пожарском переписная книга 1678 г. отметила находившиеся в Медведкове двор вотчинника, где жили пять человек конюхов и «деловых» людей, двор приказчика, два двора задворных и скотный двор, где числилось 12 человек. Окольничий Юрий Иванович Пожарский, служивший первоначально стряпчим, а с 1676 г. — стольником, скончался в 1685 г., а вместе с ним угас в мужском колене и знаменитый род князей Пожарских.
Владение, за отсутствием прямых наследников, оказалось выморочным и вскоре попало в руки князя Василия Васильевича Голицына. Основой для передачи ему села послужил тот факт, что сестра последнего владельца Медведкова из рода князей Пожарских Аграфена в своё время вышла замуж за князя Дмитрия Алексеевича Голицына.
Князь Василий Васильевич Голицын родился в 1643 г. и свои молодые годы провёл при дворе царя Алексея Михайловича в званиях стольника, чашника, государева возницы и главного стольника. В1678 г. он, уже в звании боярина, был направлен на Украину, чтобы принять меры против набегов турок и крымских татар, и участвовал в знаменитых Чигиринских походах. Для своего времени он был выдающимся человеком. Получив прекрасное домашнее образование, он знал немецкий, греческий и латинский языки, причём последним владел с таким совершенством, что свободно вёл на нём устную речь.
Прекрасно видя отсталость Руси от европейских держав, он считал главной задачей всемерное сближение с Западом. Майский переворот 1682 г. поставил Голицына во главе Посольского приказа. В течение семилетнего правления царевны Софьи (1682—1689) Голицын занимал роль первого человека в государстве. Этому он был обязан, помимо личных дарований, своей близостью к царевне, которая страстно его любила. В звании новгородского наместника и ближнего боярина Василий Васильевич кроме иностранных дел заведовал приказами: Рейтарским, Владимирским Судным, Пушкарским, Малороссийским, Смоленским, Новгородским, Устюжским и Галицкой четвертью. В 1683 г. он жалуется титулом «Царственныя большия печати и государственных великих посольских дел оберегатель». Во внешней политике Голицын добился в 1686 г. выгодного «вечного мира» с Польшей, согласно которому за Россией навечно закреплялся Киев и признавалась свобода вероисповедания за православными в Польше.
Но Василий Васильевич — человек, прекрасно разбиравшийся в тонкостях и хитросплетениях дипломатии и внешней политики, был начисто лишён способностей и талантов военачальника. Организованные им два Крымских похода 1687 и 1689 гг. окончились фактической неудачей. Войско дошло только до Перекопа, так и не вступив на Крымский полуостров. Софья, несмотря на явные провалы организованных её любимцем походов, всячески хотела создать ему славу полководца. Именно по её настоянию результаты этих походов были объявлены в Москве победами. В русле этих действий Софьи передача Медведкова князю Голицыну также могла иметь определенное символическое значение. Переход бывшей вотчины освободителя столицы князя Пожарского в руки Голицына по-своему утверждал преемственность такой славы.
Сохранилось подробное описание села этого времени, свидетельствующее о том, что, несмотря на очень небольшой срок, Голицыну удалось весьма прочно и с размахом устроить здешнюю усадьбу. Боярские хоромы стояли на высоких подклетах, служивших кладовыми. Украшением палат являлись печи, облицованные цветными узорчатыми изразцами и расписанные красками, наподобие витражей, стеклянные и слюдяные окна. Двери и ставни были обиты изнутри красным сукном, имели железные луженые крюки и скобы. В столовой горнице, по данным искусствоведа Н.М. Молевой, на особом возвышении-рундуке стоял большой орган, на котором играли во время частых парадных застолий. От хором крытый переход вёл к бане. В зависимости от назначения строения были покрыты гонтом, тёсом или дранкой. В усадьбе описание отмечает людскую избу, многочисленные погреба и ледники для провизии и других съестных припасов. Рядом находились двор приказчика, две конюшни на 18 и 10 стойл, сушило, два сарая, житницы, гумно, овин, амбары. Все строения были окружены крепким забором с воротами.
Рядом с домом располагался сад с плодовыми деревьями. На Яузе стояла мельница с двумя жерновами, а на Чермянке был устроен большой пруд со специально заведенной «саженой» рыбой. Описание упоминает в нём осетров и стерлядей, лещей, щук, судаков, окуней, плотву и линей. Кроме того, имелось три копаных пруда. К селу «тянули» деревни Поповская, Выползово тож, с двумя крестьянскими дворами, и Филина с шестью бобыльскими и крестьянскими дворами и пустоши Щеголева и Панкина.
Особое внимание Голицын обращает на украшение Покровской церкви. Он постарался избавиться от колокола, напоминавшего о прежнем владельце, и заказал несколько новых. На одном из них было отлито: «Лета 7195 (1687. — Авт.) по указу великих государей дана вотчина царственныя больший печати и государственных великих посольских дел оберегателю ближнему боярину и наместнику новгоротцкому князю Василию Васильевичу Голицыну в Московском уезде село Медведково з деревнями…» Другой колокол имел подпись представителя знаменитой династии русских колокололитейных мастеров Дмитрия Моторина.
Большую ценность, по мнению искусствоведов, представляло так называемое Медведковское напрестольное Евангелие 1681 г. с миниатюрами, согласно преданию, выполненными царевной Софьей. Позднее его следы теряются. Иконостас храма был также сделан, по-видимому, в 80-е годы XVII в. по заказу В.В. Голицына и переделан в XIX в. При этом, по словам историка И.М. Снегирёва, древние царские врата из Медведковской церкви были взяты во дворец великого князя Сергея Александровича в Петербург.
Но блестящий вельможа недолго владел селом. В 1689 г. правительство Софьи пало, Голицын был отправлен в далёкую ссылку, а все его вотчины отписаны «на государей». Именно из Медведкова всесильного фаворита вместе с его старшим братом отвезли в Троице-Сергиев монастырь, где, по свидетельствам очевидцев, 9 сентября 1689 г. при огромном стечении народа им был зачитан указ о лишении их обоих боярского сана, конфискации владений и ссылке вместе с женами в Каргополь. Но на этом несчастья Голицына не окончились.
Из Каргополя Голицына перевели в Яренск, в ту пору глухую зырянскую деревню. Донос Шакловитого, что Голицын будто бы принимал активное участие в заговоре стрельцов на жизнь Петра I в ночь на 8 августа 1689 г., подкреплённый новым изветом о сношениях Голицына с Софьей уже после ссылки, ещё более отягчил его судьбу. Был отдан приказ везти Голицына с семьёй в Пустозерскнй острог в низовьях Печоры. Непогода на море помешала в 1691 г. ехать далее Мезени. Трудность пути и челобитные Голицына оказали своё действие: опальной семье дозволили остаться в Мезени. Последним этапом ссылки стало село Кологоры на Пинеге, где он и умер 21 апреля 1714 г. После смерти Василия Васильевича его семью возвратили из ссылки.
Двумя годами позже опалы Голицына, в 1691 г., Медведково было пожаловано Фёдору Кирилловичу Нарышкину, дяде Петра I Это был представитель рода, не отличавшегося особой древностью и заслугами, ничем не выделявшегося из рядов многочисленного служилого сословия.
О происхождении Нарышкиных существуют различные предания. В конце XVII в. они подали в Разрядный приказ роспись, где выводили себя от выходца из Крыма по имени Нарышко, выехавшего в Москву в середине XV в. Одного происхождения с ними считались дворяне Морткины и Сафоновы. Когда же Нарышкины достигли зенита славы, они стали выдавать себя за потомков старинного рода Нарцисси — владетелей города Эгры в Богемии. Впрочем, среди современников уже в то время ходил генеалогический пасквиль о том, что первоначально они именовались Ярышкиными и были простыми земледельцами в деревне Старое Кирикино, неподалеку от города Михайлова позднейшей Рязанской губернии. И якобы лишь в XVII в. они переменили родовую фамилию на более благозвучную. Согласно генеалогическим исследованиям позднейших историков, их корни следует искать в Козельском и Тарусском уездах, где они владели вотчинами уже в конце XV в.
Возвышение Нарышкиных относится к 1670 г., когда царь Алексей Михайлович женился вторым браком на Наталье Кирилловне, дочери Кирилла Полуектовича Нарышкина. После рождения от этого союза царевича Петра государь пожаловал своему тестю чин окольничего, а затем боярина. Три брата царицы Натальи Кирилловны также стали боярами.
Фёдор Кириллович скончался, будучи ещё не старым человеком, и Медведково в 1698 г. перешло к его родному брату Льву Кирилловичу Нарышкину. При нём в 1704 г. в селе находились двор вотчинника, конюшенный и скотный двор, где было 8 человек, и 3 двора, где числилось 9 человек солдат. Также округляются и земельные владения Нарышкина, в состав которых вошли деревни Раево, Сабурово, Юрлове, Подушкино и целый ряд пустошей, доходивших до Вёшек и Алтуфьева.
Лев Кириллович, родной брат царицы Натальи Кирилловны, родился в 1664 г. и во время знаменитого стрелецкого бунта 1682 г. был уже стольником. Едва спасшись от смерти, он был вынужден отправиться в ссылку, из которой, впрочем, довольно быстро вернулся. После падения Софьи Лев Кириллович становится одним из первых лиц, стоявших во главе государства. В 1690 г. его назначают руководителем Посольского приказа, которым он управлял до 1702 г. В 1697 г., когда Пётр I уехал в своё первое заграничное путешествие, для управления страной был учрежден совет из четырех бояр, одним из членов которого царь назначил Льва Кирилловича. Скончался он 28 января 1705 г.
Льву Кирилловичу принадлежало огромное количество земель и состояние в 40 тыс. душ крепостных. После его смерти Медведково было выделено его дочери Аграфене Львовне, которая вышла замуж за князя Алексея Михайловича Черкасского.
Новый владелец села происходил из знатного рода князей Черкасских, потомков кабардинского владетеля Инала, и был сыном боярина князя Михаила Яковлевича Черкасского. Он родился в Москве в сентябре 1680 г. и свои детство и юность до 21 года провёл в столице. Достаточно рано он был назначен на придворную службу и в сентябре 1702 г., в звании стольника, был послан помощником к своему отцу, который в то время был воеводой в Тобольске. Под руководством отца он выказал себя деятельным администратором и уже в январе 1703 г. вместе с отцом получил письменную похвалу от Петра I «за прилежное и неусыпное исполнение государственных дел, приумножение денежных доходов и хлебных запасов, улучшение состояния сибирских жителей, беспристрастное и бескорыстное управление, учреждение железных заводов для отливки пушек, мортир, гаубиц, за делание в Тобольске фузей, тесаков и других орудий, необходимых к обороне не только Сибирского, но и Московского и прочих государств, подвластных великому государю, также за отыскание в Сибири селитры и за верность и усердие по службе в самом Тобольске».
На службе в Сибири князь Алексей Михайлович Черкасский пробыл несколько лет. От непривычного сурового климата его супруга скончалась, и после её смерти в 1710 г. селом Медведковом стали владеть её родные братья Александр и Иван Львовичи Нарышкины. По семейному разделу в 1732 г. Медведково пришлось на долю Александра.
Братья родились в самом конце XVII в. (Александр появился на свет 26 апреля 1694 г.) и приходились двоюродными братьями царю. В 1708 г. Пётр I посылает их за границу для обучения мореплаванию. Вот что писал в июле 1708 г. английский посланник в Лондон статс-секретарю Бойлю: «Между молодыми людьми, которые отправляются в Голландию и Великобританию, находятся два сына дяди государева, Нарышкина, прежнего первого министра, умершего незадолго до моего приезда в Россию. Меня настоятельно просили поручить их вашей особенной благосклонности и вашему покровительству. Они очень молоды: старшему (Александру. — Авт.) не более 14 лет, младшему (Ивану. — Авт.) не более 8 лет; но оба говорят по латыни и отличаются умением держаться скромно, прекрасно не по летам, и не по обычаю своей родины. Они предполагают прожить в Англии довольно долго для обучения, и всякое внимание, которое вы окажете им при случае, будет — я уверен — оценено их родственниками с признательностью и окажется полезным интересам Англии и в настоящем, и в будущем». Королева и высшее английское общество приняли их чрезвычайно приветливо и даже с почётом как родственников царя. Братья несколько лет пробыли в Европе. Из Голландии, куда они перебрались после Англии, Александр плавал на голландских и английских кораблях в Испанию и по Средиземному морю в Сицилию. Затем они обучались в Саардаме оснастке кораблей, и Александр служил на голландском флоте в чине поручика. Позднее братья жили в Италии и Франции. Описание их пребывания сохранилось в дневнике, который вёл Иван и который «любопытен в том отношении, — писал академик И. Пекарский, — что писавший его русский принадлежал к светским людям, посещал в городах театры, бывал на балах, делал визиты знаменитым и т.п.».
Возвратившись в Россию, Александр Львович был определён на службу в Адмиралтейскую контору по экипажеским делам и находился здесь под непосредственным началом Петра I, который его очень любил и называл его не иначе, как «Львовичем». Затем он становится директором Морской академии, президентом Камер-коллегии.
После смерти Екатерины I Александр Нарышкии был обвинён в заговоре против Петра II и предполагавшегося брака юного императора с дочерью всесильного временщика Александра Даниловича Меншикова и сослан в тамбовскую деревню.
При Анне Иоанновне в сентябре 1731 г. он был возвращён из ссылки и сделан президентом Коммерц-коллегии, затем получил чин тайного советника и назначен президентом Дворцовой строительной канцелярии. При Елизавете Петровне, будучи уже действительным тайным советником, он заседал в сенате, пользуясь большим почётом и уважением, находясь даже, по выражению иностранцев, на положении «принца крови».
После его смерти 25 января 1746 г. Медведково перешло к его вдове Елене Александровне, урожденной графине Апраксиной, и 13 — летнему сыну Льву Александровичу Нарышкину. Будучи молодым человеком, Лев Александрович был назначен камер-юнкером ко двору наследника престола, будущего императора Петра III, с которым близко сошёлся. До самой смерти Петра III он находился безотлучно при нём, за что был арестован после дворцового переворота в пользу Екатерины II. Но арест был непродолжительным, и вскоре Нарышкин снова появляется при дворе, где провёл всю оставшуюся довольно долгую жизнь. Его весёлый добродушный характер, общительность и остроумие делали его желанным собеседником в придворном обществе. Императрица писала о нём в своих письмах: «Он мог произнести, не приготовляясь, диссертацию о каком угодно искусстве или науке; при этом он употреблял надлежащие технические термины и говорил безостановочно с четверть часа или долее; кончалось тем, что ни он, ни другие не понимали ни слова из его, по-видимому, складной речи и в заключение раздавался всеобщий хохот».
Как истинный вельможа «золотой» екатерининской эпохи Лев Александрович отличался необыкновенным хлебосольством и страстью устраивать великолепные и шумные балы, маскарады и пикники. Один из маскарадов, данных им в честь Екатерины II в 1772 г., стоил ему 300 тыс. рублей. Его дом был всегда с утра до вечера открыт для посетителей, причём хозяин не знал многих своих гостей не только по фамилии, но и в лицо, однако всех принимал с одинаковым радушием.
Особое внимание, помимо принадлежавшего ему Кунцева, он обращает на Медведково — другую свою подмосковную. При нём начинается переустройство усадьбы, строится новый дом, разбивается расположенный террасами парк.
После его смерти, последовавшей 9 ноября 1799 г., Медведково досталось его сыну Александру Львовичу, названному так в честь деда. Молодой гвардейский офицер при Павле I делает блестящую придворную карьеру. Ордена Анны, Александра Невского, Иоанна Иерусалимского, Андрея Первозванного буквально сыплются на него. Сделавшись обладателем крупного наследства от отца, при Александре I он дал полный простор своей врожденной страсти к шумной, расточительной жизни. Праздники, устраиваемые им, отличались необыкновенной роскошью и великолепием, стоили громадных денег и нередко делали его должником. Среди прочего он возобновил очень распространенные при Екатерине II так называемые петербургские серенады. Они состояли из ежедневных концертов роговой и духовой музыки, которые в течение трёх летних месяцев с шести вечера до поздней ночи разыгрывались его домашними музыкантами, разъезжавшими по Неве перед роскошным дворцом Нарышкиных на Английской набережной.
Долго это продолжаться не могло, и в 1809 г. он был вынужден продать Медведково с 2051 десятиной земли Карлу Яковлевичу Шмиту, который сразу же перепродал его с 203 душами крепостных за 146 тыс. рублей в общее владение надворному советнику Александру Родионовичу Сунгурову и дворянину Николаю Михайловичу Гусятникову.
В годину Отечественной войны 1812 г. из Медведкова на борьбу с французскими захватчиками ушёл 21 ополченец из местных крестьян. Само же село во время пребывания войск Наполеона в Москве не пострадало.
В 1842 г. у обоих владельцев Медведкова оставалось 1600 десятин, и в это время они разделились. Елене Яковлевне Сунгуровой (она стала вдовой с 1830 г.) достались Медведково, деревня Сабурово и половина Юрлова с 122 крепостными. Николай Михайлович Гусятников получил деревни Филино, Раево, половину Юрлова и 117 душ крестьян. Тогда же Гусятников продал свою часть (795 десятин) коллежскому советнику Ивану Николаевичу Иванову за 23 тыс. рублей, от которого по наследству имение перешло в 1860 г. его сестре Александре Николаевне Рихтер, а затем Николаю Фёдоровичу Рихтеру.
Медведково, Сабурово и половина Юрлова от Сунгуровой достались по завещанию в 1851 г. её внучке Наталье Васильевне Бланк, ставшей владелицей около 825 десятин. За выделом земли крестьянам по реформе 1861 г. оставшиеся 475 десятин были проданы в 1884 г. московской мещанке Татьяне Куприяновне Капыриной, от которой по наследству в 1887 г. перешли к Николаю Михайловичу Шурупенкову. Часть земли (175 десятин) Шурупенков продал за 18 тыс. рублей владельцу села Вёшек Константину Владимировичу Третьякову.
Со второй половины XIX в., после прокладки Северной железной дороги, Медведково становится дачным местом. Это сопровождалось уменьшением численности местного населения. Если в 1812 г. здесь жили, не считая пяти дворовых людей, 160 мужчин и 181 женщина, то к 1884 г. тут остаётся всего 37 мужчин и 46 женщин при 14 крестьянских дворах.
Как место отдыха Медведково пользовалось значительной популярностью. В 1880-х годах здесь жил поэт В.Я. Брюсов, оставивший восторженный очерк о Медведкове. В 1890—1891 гг. в этих местах работает живописец Константин Коровин. В полосу тяжёлых неудач художник принимает приглашение от своего бывшего домохозяина Шурупенкова, у которого жил на Селезнёвке во время учебы в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. В Медведкове у Коровина бывал М.А. Врубель. В рабочем альбоме К.А. Коровина рядом с набросками пейзажей Медведкова сохранилось и несколько записей о нём.
В советское время в Медведкове создается колхоз, а в 1960 г. после строительства Московской кольцевой автомобильной дороги оно вошло в черту столицы. После 1917 г. в усадебном доме были различные учреждения, а позднее — магазин. В 1970-е годы были снесены последние остатки села, и здесь начинает развёртываться массовое жилищное строительство. Храму повезло больше. В начале 1970-х годов он был отреставрирован под руководством архитектора Н.Д. Неговича.
Раево
На правом берегу Яузы, неподалёку от нынешней станции метро «Медведково» (ныне это территория района Северное Медведково), располагалось село Раево. В сохранившихся источниках первые сведения о нём дошли только начиная с XVII в., когда оно входило в состав дворцовых владений села Тайнинского. Однако несомненно, что селение существовало здесь ещё раньше, о чём говорит упоминание «церковного места» имевшегося тут прежде храма Пресвятой Богородицы, сожжённого в период Смутного времени начала XVII в.
По описанию 1646 г., деревня Раево с 23 крестьянскими дворами значилась присёлком села Тайнинского. По данным 1680 г., здесь числилось 26 крестьянских и один бобыльский двор. В следующем году местные крестьяне во главе с Иваном Феопентовым обратились к духовным властям с просьбой разрешить построить храм, и в 1682 г. здесь была возведена деревянная Покровская церковь. С этого времени Раево стало значиться в официальных документах как присёлок «государева дворцового села Тайиииского».
С приходом к власти Петра I, щедро раздававшего дворцовые владения своим родичам, Раево вместе с Медведковом было пожаловано в 1691 г. Фёдору Кирилловичу Нарышкину, а от него перешло в 1698 г. родному брату последнего Льву Кирилловичу Нарышкину. При нём, по описанию 1704 г., в селе находилось 32 крестьянских двора.
После смерти Льва Кирилловича в 1705 г. это владение досталось его старшей дочери Аграфене Львовне, которая в 1708 г. вышла замуж за князя Александра Михайловича Черкасского. Но брак этот был не слишком удачен: в следующем году в младенчестве умирает родившийся от этого брака ребёнок, а в 1710 г. за ним последовала и мать. По тогдашнему законодательству в подобных случаях приданое возвращалось родичам жены, и Раево возвращается к Нарышкиным. Они владели им на протяжении почти века: сначала в общей собственности Ивана и Александра Львовичей, а затем по разделу 1732 г. оно пришлось на долю последнего. С 1746 г. им владел младший сын Александра Львовича — Лев Александрович Нарышкин.
Хотя Лев Александрович Нарышкин бывал довольно часто в Москве, в основном он жил в своём любимом Кунцеве. Медведковской вотчине и селу Раеву уделялось намного меньше внимания. Об этом довольно красноречиво свидетельствуют данные ревизий. В 1763 г. население Раева составляло 43 души мужского и 46 женского пола. За последующее десятилетие пять мужиков было отдано в солдаты, столько же женщин было отпущено на волю. Во время эпидемии чумы 1771 г. в селе умерли 19 человек. Всё это привело к тому, что к 1775 г. число жителей Раева сократилось в полтора раза и составило 23 души мужского пола и 32 женского.
После смерти Льва Александровича Раево достаётся его сыну Александру Львовичу Нарышкину. Тот постоянно жил в Петербурге и, как следствие этого, в 1809 г. продал Раево Александру Родионовичу Сунгурову и Николаю Михайловичу Гусятникову. При этом 11 дворов числилось за Гусятниковым, а 17 дворов — за Сунгуровым.
Во время войны 1812 г. в селе хозяйничали французы. Деревянная церковь была сожжена, при этом был убит один крестьянин. Трое ополченцев, ушедших из села на войну, обратно уже не возвратились.
По данным 1852 г., сельцо Раево с 25 дворами и 316 жителями обоего пола состояло во владении надворной советницы Елены Яковлевны Сунгуровой и действительного статского советника Ивана Николаевича Иванова, который приобрёл долю Гусятникова в 1842 г.
В 1860 г., накануне крестьянской реформы, имение приобретают Рихтеры. При освобождении крестьян бывшим крепостным были отданы земли по речке Чермянке, а все владения по левому берегу Яузы помещики оставили за собой. Здесь возникает их усадьба.
Пореформенные годы прошли для деревни под знаком оттока её жителей в Москву: многие подались на работу в город. По данным 1899 г., здесь числилось 264 жителя, но фактически жило только 219 человек. В деревне имелась земская школа, где учились дети из соседних деревень Казеево, Подушкино и Юрлово. Однако грамотными или учащимися числились только каждый четвёртый из мужчин и каждая седьмая из женщин. Относительный достаток жителей обеспечивался не столько сельским хозяйством, сколько за счёт промыслов, в которых были заняты практически все семьи, хотя преобладали мало оплачиваемые размотка нитей и ткачество.
К 1927 г. количество жителей возросло до 376 человек, произошли значительные перемены в хозяйстве: на 60 дворов приходились 74 лошади и 146 голов крупного рогатого скота. По-видимому, сказалась близость быстро растущего дачного посёлка Лосиноостровская, где можно было выгодно продавать молоко. 20 хозяев занимались извозом и только 3 человека работали на фабрике. Позднее дачный промысел сменился содержанием постояльцев, и население уже к 1939 г. составило 730 человек.
Как и остальные окрестные селения, Раево с постройкой Кольцевой автодороги вошло в 1960 г. в состав столицы, и вскоре здесь возникают кварталы массовой застройки. К сожалению, в современной московской топонимике память о Раеве не сохранилась.
Ватутино
Ещё одной деревней, когда-то располагавшейся на территории современного района Северное Медведково, являлась деревня Ватутино. Судя по переписной книге 1646 г., деревня Ватутина на реке Яузе с 30 крестьянскими и 4 бобыльскими дворами входила в состав дворцовой Тайнинской волости. Описание 1678 г. сообщает, что в деревне к этому времени имелось 24 крестьянских двора, а сама она располагалась «с версту от Танинского».
В 1719 г. в ней было записано 155 душ мужского пола, а сама она принадлежала со всей Тайнинской волостью жене Петра I императрице Екатерине Алексеевне. Согласно описи Тайнинской волости середины XVIII в., о ватутинских крестьянах говорится: «…лесу строевого и дровяного крупного в даче своей не имеют и на строение справляют покупкою… Промыслы они имеют хлебопашеством, покосом, а более по свободному между рабочей поры времени… на своих лошадях извозничают, а кроме сего других промыслов и художеств они не имеют». На Яузе имелась большая мельница о 9 поставах, с двумя амбарами и двором с мельничной избой. Мельница работала круглый год и производила высоко ценившуюся крупчатую муку. Принадлежала она дворцовой конторе и сдавалась в аренду московскому купцу, который платил в казну 200 рублей и, кроме того, должен был молоть ежегодно 200 четвертей (более 25 тонн) казённой муки. В 1764 г. в Ватутине числилось 47 дворов и 119 мужчин и 145 женщин.
Конец XVIII — начало XIX в. стали временем серьёзных испытаний для деревни. Чума 1771 г. нанесла урон, который был восстановлен лишь через четыре десятилетия: в 1811 г. в 41 дворе числились 117 душ мужского пола. Столь же тяжёлые последствия имело и вторжение французских захватчиков в 1812 г. На период оккупации и последовавшую голодную зиму приходится 26 умерших жителей мужского пола — гораздо больше, чем в любом из окрестных селений. Неудивительно, что к середине XIX в. количество населения в деревне ещё более сократилось: по сведениям 1852 г. в 32 дворах оно составило 103 души мужского и 140 женского пола.
После реформы 1861 г. деревня вошла в состав вновь образованной Мытищинской административной волости. В 1871 г. на месте мучной мельницы появляется ткацкая и красильная фабрика московского 2-й гильдии купца Алексея Николаевича Медникова, на которой производили и красили различные виды низкосортной пряжи, искусственный барашек и небольшое количество сукна. На фабрике трудились от 46 до 55 человек, в том числе многие жители деревни Ватутино. При проведении санитарного обследования в феврале 1880 г. профессор Ф.Ф. Эрисман отмечал, что в покосившихся корпусах теснота, пыль и грязь дополнялись полным отсутствием какой-либо вентиляции, даже форточек. Подростки составляли третью часть всех работников. Хозяином был установлен 14-часовой рабочий день: работа начиналась в 4 часа утра и продолжалась до 8 часов вечера с перерывами на чай и обед. Пришлые из дальних мест рабочие спали на двухъярусных нарах без всякой подстилки в артельской, которая днём служила кухней и столовой, или укладывались на полу прямо в производственных помещениях. Зарплата выдавалась только 4 раза в году — на Рождество, Масленицу, Пасху и в Петров день. Часть продуктов давал хозяин, вычитая затем долг из заработной платы, а за остальными приходилось отправляться за несколько вёрст в Ростокино.
Урожай у ватутинцев был едва ли не самый низкий в округе: сам-три для пшеницы и сам-два для овса. Заметная часть мужчин, видимо, уже в молодые годы расставалась с родной деревней: в 1899 г. в Ватутине числилось 50 наличных крестьянских семей (131 мужчина и 176 женщин) и 5 семей отсутствующих, то есть окончательно ушедших из деревни. Из 55 приписных хозяйств 7 уже не имели надельной земли, отсутствующие семьи и три остававшихся в деревне не имели собственных изб.
В начале XX в. фабрику А.Н. Медникова сменила канатная, но главным подспорьем для крестьян стало развитие соседней дачной местности Лосиноостровской. Более 20 участков крестьянское общество сдавало в аренду строителям дач, много постояльцев принимали в крестьянских домах.
По переписи 1926 г., в Ватутине числилось 77 крестьянских домов и 33 прочих с населением более 500 человек. Следует отметить, что деревня в это время была одной из самых зажиточных в округе. Причиной этого стало во многом то, что по сравнению с 1899 г. количество земли у крестьян к 1927 г. увеличилось на 80%. Значительная часть жителей занималась промыслами, в основном извозом.
Несмотря на некоторый рост материального достатка, в жизни крестьян переплетались черты старого и нового быта. Обследование деревни Ватутино научной экспедицией в 1927 г. под руководством исследователя Феноменова показало, что в деревне преобладали дома старого типа с пристроенными к ним сбоку дворами, вода с двухскатных крыш стекала в разделяющее их пространство; непосредственно под избой размещался подвал для хранения картофеля и других припасов. Во всей деревне отмечен лишь один пятистенок, остальные дома отмечены как приземистые и небольшие, в большинстве имевшие лишь три маленьких окна размерами 0,65 на 0,98 аршина. Много места занимали русские печи, но почти везде было дымно и угарно. И при этом в деревне было около 150 постояльцев, что создавало значительное перенаселение.
Соседство городов Бабушкина и Мытищ содействовало ускоренному росту деревни Ватутино. Уже в 1939 г. её население составило 1042 человека, а в дальнейшем она практически слилась с городом Бабушкиным. Вместе с ним она вошла в состав Москвы в 1960 г.
